И солнце тучи золотит...
Осенний листопад из мыслей
Мне душу снова теребит...
Пойду дорогою надежды,
По тропкам новым для меня...
Одену новые одежды
И обниму сиянье дня....
И солнце тучи золотит...
Осенний листопад из мыслей
Мне душу снова теребит...
Пойду дорогою надежды,
По тропкам новым для меня...
Одену новые одежды
И обниму сиянье дня....
будут вылавливать".
За что их?
За внешность?
За клочья репейника?
За пыльную шерсть?
За неясность породы?
За то, что щенками
доплыли до берега?
Доплыли
и стали ошибкой природы?..
Собаки-изгои...
Они бы надели
любые ошейники, надели бы!
Если б ошейники грели...
будут вылавливать".
За что их?
За внешность?
За клочья репейника?
За пыльную шерсть?
За неясность породы?
За то, что щенками
доплыли до берега?
Доплыли
и стали ошибкой природы?..
Собаки-изгои...
Они бы надели
любые ошейники, надели бы!
Если б ошейники грели...
— Так жаждать жить! —
Очаровательной и умной, —
Прелестной быть!
Нежнее всех, кто есть и были,
Не знать вины…
— О возмущенье, что в могиле
Мы все равны!..
— Так жаждать жить! —
Очаровательной и умной, —
Прелестной быть!
Нежнее всех, кто есть и были,
Не знать вины…
— О возмущенье, что в могиле
Мы все равны!..
Мы все равны!
Стать тем что никому не мило
О стать как лед!
Не зная ни того, что было
Ни что придет
Забыть как сердце раскололось
И вновь срослось
Забыть свои слова и голос
И блеск волос
Браслет из бирюзы старинной
На этой узкой, этой длинной
Моей руке…
Мы все равны!
Стать тем что никому не мило
О стать как лед!
Не зная ни того, что было
Ни что придет
Забыть как сердце раскололось
И вновь срослось
Забыть свои слова и голос
И блеск волос
Браслет из бирюзы старинной
На этой узкой, этой длинной
Моей руке…
Позволь мне умереть.
Чтобы лился на волосы и в губы
Полуденный огонь.
Чтобы церквей сияла позолота
В раскаты грома превращался гул
В лице младенца ли, в лице ли рока
Ты явишься — моя мольба тебе
Дай умереть прожившей одиноко
Под музыку в толпе.
Позволь мне умереть.
Чтобы лился на волосы и в губы
Полуденный огонь.
Чтобы церквей сияла позолота
В раскаты грома превращался гул
В лице младенца ли, в лице ли рока
Ты явишься — моя мольба тебе
Дай умереть прожившей одиноко
Под музыку в толпе.
Нелюбимый цвет! —
Лягу — с кем-то по соседству? —
До скончанья лет...
Слушайте! — Я не приемлю!
Это — западня!..
Не меня опустят в землю,
Не меня...
Знаю! — Все сгорит дотла!
И не приютит могила
Ничего, что я любила,
Чем жила...
Нелюбимый цвет! —
Лягу — с кем-то по соседству? —
До скончанья лет...
Слушайте! — Я не приемлю!
Это — западня!..
Не меня опустят в землю,
Не меня...
Знаю! — Все сгорит дотла!
И не приютит могила
Ничего, что я любила,
Чем жила...
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой...
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана —
Прольется пламенной смолой...
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой...
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана —
Прольется пламенной смолой...
Демон во мне!
В теле как в трюме,
В себе как в тюрьме.
Мир — это стены.
Выход — топор.
(«Мир — это сцена»,
Лепечет актёр).
И не слукавил,
Шут колченогий.
В теле — как в славе.
В теле — как в тоге.
Многие лета!
Жив — дорожи!
(Только поэты
В кости́ — как во лжи!)..
Демон во мне!
В теле как в трюме,
В себе как в тюрьме.
Мир — это стены.
Выход — топор.
(«Мир — это сцена»,
Лепечет актёр).
И не слукавил,
Шут колченогий.
В теле — как в славе.
В теле — как в тоге.
Многие лета!
Жив — дорожи!
(Только поэты
В кости́ — как во лжи!)..
Мы тяготели к великим мира
Мачтам, знамёнам, церквам, царям
Бардам, героям, орлам и старцам
Так присягнувши на верность царствам
Не доверяют Шатра ветрам
Ветреный век мы застали Лира!
Ветер, в клоки изодрав мундиры
Треплет последний лоскут Шатра...
Мы тяготели к великим мира
Мачтам, знамёнам, церквам, царям
Бардам, героям, орлам и старцам
Так присягнувши на верность царствам
Не доверяют Шатра ветрам
Ветреный век мы застали Лира!
Ветер, в клоки изодрав мундиры
Треплет последний лоскут Шатра...